Неточные совпадения
Василий указал на метку ногой, и Левин пошел, как умел, высевать
землю с семенами.
Ходить было трудно, как
по болоту, и Левин,
пройдя леху, запотел и, остановившись, отдал севалку.
Прошли снега и реки, — работы так вдруг и закипят: там погрузки на суда, здесь расчистка дерев
по лесам, пересадка дерев
по садам, и пошли взрывать повсюду
землю.
Я жил тогда в Одессе пыльной…
Там долго ясны небеса,
Там хлопотливо торг обильный
Свои подъемлет паруса;
Там всё Европой дышит, веет,
Всё блещет югом и пестреет
Разнообразностью живой.
Язык Италии златой
Звучит
по улице веселой,
Где
ходит гордый славянин,
Француз, испанец, армянин,
И грек, и молдаван тяжелый,
И сын египетской
земли,
Корсар в отставке, Морали.
Все были хожалые, езжалые:
ходили по анатольским берегам,
по крымским солончакам и степям,
по всем речкам большим и малым, которые впадали в Днепр,
по всем заходам [Заход — залив.] и днепровским островам; бывали в молдавской, волошской, в турецкой
земле; изъездили всё Черное море двухрульными козацкими челнами; нападали в пятьдесят челнов в ряд на богатейшие и превысокие корабли, перетопили немало турецких галер и много-много выстреляли пороху на своем веку.
Долго еще оставшиеся товарищи махали им издали руками, хотя не было ничего видно. А когда
сошли и воротились
по своим местам, когда увидели при высветивших ясно звездах, что половины телег уже не было на месте, что многих, многих нет, невесело стало у всякого на сердце, и все задумались против воли, утупивши в
землю гульливые свои головы.
Катерина тихо
сходит по тропинке, покрытая большим белым платком, потупив глаза в
землю.
Нередко вечерами, устав от игры, она становилась тихонькой и, широко раскрыв ласковые глаза,
ходила по двору,
по саду, осторожно щупая
землю пружинными ногами и как бы ища нечто потерянное.
— Нужно знать,
по возможности, все, но лучше — не увлекаться ничем. «Все приходит и все
проходит, а
земля остается вовеки». Хотя и о
земле неверно.
И
по земле свободно
ходить тоже только воля научит.
Он всячески старался мешать играющим, нарочито медленно
ходил по двору, глядя в
землю.
— Ну, — чего там годить? Даже — досадно. У каждой нации есть царь, король, своя
земля, отечество… Ты в солдатах служил? присягу знаешь? А я — служил. С японцами воевать ездил, — опоздал, на мое счастье, воевать-то. Вот кабы все люди евреи были, у кого нет земли-отечества, тогда — другое дело. Люди, милый человек,
по земле ходят, она их за ноги держит, от своей
земли не уйдешь.
— Зачем? Нам
по чужим
землям ходить не к чему,
по своей еле ползаем…
— Там — все наше, вплоть до реки Белой наше! — хрипло и так громко сказали за столиком сбоку от Самгина, что он и еще многие оглянулись на кричавшего. Там сидел краснолобый, большеглазый, с густейшей светлой бородой и сердитыми усами, которые не закрывали толстых губ ярко-красного цвета, одной рукою, с вилкой в ней, он писал узоры в воздухе. — От Бирска вглубь до самых гор — наше! А жители там — башкирье, дикари, народ негодный, нерабочий, сорье на
земле, нищими
по золоту
ходят, лень им золото поднять…
За городом работали сотни три землекопов, срезая гору, расковыривая лопатами зеленоватые и красные мергеля, — расчищали съезд к реке и место для вокзала. Согнувшись горбато,
ходили люди в рубахах без поясов, с расстегнутыми воротами, обвязав кудлатые головы мочалом. Точно избитые собаки, визжали и скулили колеса тачек. Трудовой шум и жирный запах сырой глины стоял в потном воздухе. Группа рабочих тащила волоком
по земле что-то железное, уродливое, один из них ревел...
Зрители
ходят по лестнице и останавливаются на трех площадках, чтобы осмотреть всю
землю.
И вот восходит к Богу диавол вместе с сынами Божьими и говорит Господу, что
прошел по всей
земле и под
землею.
А в зимний день
ходить по высоким сугробам за зайцами, дышать морозным острым воздухом, невольно щуриться от ослепительного мелкого сверканья мягкого снега, любоваться зеленым цветом неба над красноватым лесом!.. А первые весенние дни, когда кругом все блестит и обрушается, сквозь тяжелый пар талого снега уже пахнет согретой
землей, на проталинках, под косым лучом солнца, доверчиво поют жаворонки, и, с веселым шумом и ревом, из оврага в овраг клубятся потоки…
Признаться сказать, ни в какое время года Колотовка не представляет отрадного зрелища; но особенно грустное чувство возбуждает она, когда июльское сверкающее солнце своими неумолимыми лучами затопляет и бурые, полуразметанные крыши домов, и этот глубокий овраг, и выжженный, запыленный выгон,
по которому безнадежно скитаются худые, длинноногие курицы, и серый осиновый сруб с дырами вместо окон, остаток прежнего барского дома, кругом заросший крапивой, бурьяном и полынью и покрытый гусиным пухом, черный, словно раскаленный пруд, с каймой из полувысохшей грязи и сбитой набок плотиной, возле которой, на мелко истоптанной, пепеловидной
земле овцы, едва дыша и чихая от жара, печально теснятся друг к дружке и с унылым терпеньем наклоняют головы как можно ниже, как будто выжидая, когда ж
пройдет наконец этот невыносимый зной.
А у нас на деревне такие, брат, слухи
ходили, что, мол, белые волки
по земле побегут, людей есть будут, хищная птица полетит, а то и самого Тришку [В поверье о «Тришке», вероятно, отозвалось сказание об антихристе.
Воспользовавшись этим, я
прошел немного
по хребту на юг, поднялся на одну из каменных глыб, торчащих здесь из
земли во множестве, и стал смотреть.
Стал очень усердно заниматься гимнастикою; это хорошо, но ведь гимнастика только совершенствует материал, надо запасаться материалом, и вот на время, вдвое большее занятий гимнастикою, на несколько часов в день, он становится чернорабочим
по работам, требующим силы: возил воду, таскал дрова, рубил дрова, пилил лес, тесал камни, копал
землю, ковал железо; много работ он
проходил и часто менял их, потому что от каждой новой работы, с каждой переменой получают новое развитие какие-нибудь мускулы.
Через год после того, как пропал Рахметов, один из знакомых Кирсанова встретил в вагоне,
по дороге из Вены в Мюнхен, молодого человека, русского, который говорил, что объехал славянские
земли, везде сближался со всеми классами, в каждой
земле оставался постольку, чтобы достаточно узнать понятия, нравы, образ жизни, бытовые учреждения, степень благосостояния всех главных составных частей населения, жил для этого и в городах и в селах,
ходил пешком из деревни в деревню, потом точно так же познакомился с румынами и венграми, объехал и обошел северную Германию, оттуда пробрался опять к югу, в немецкие провинции Австрии, теперь едет в Баварию, оттуда в Швейцарию, через Вюртемберг и Баден во Францию, которую объедет и обойдет точно так же, оттуда за тем же проедет в Англию и на это употребит еще год; если останется из этого года время, он посмотрит и на испанцев, и на итальянцев, если же не останется времени — так и быть, потому что это не так «нужно», а те
земли осмотреть «нужно» — зачем же? — «для соображений»; а что через год во всяком случае ему «нужно» быть уже в Северо — Американских штатах, изучить которые более «нужно» ему, чем какую-нибудь другую
землю, и там он останется долго, может быть, более года, а может быть, и навсегда, если он там найдет себе дело, но вероятнее, что года через три он возвратится в Россию, потому что, кажется, в России, не теперь, а тогда, года через три — четыре, «нужно» будет ему быть.
Мне захотелось дышать русским воздухом,
ходить по русской
земле.
— Как же! дам я ему у тетки родной в мундире
ходить! — подхватила тетенька, — ужо
по саду бегать будете, в
земле вываляетесь — на что мундирчик похож будет! Вот я тебе кацавейку старую дам, и
ходи в ней на здоровье! а в праздник к обедне, коли захочешь, во всем парате в церковь поедешь!
В час, когда вечерняя заря тухнет, еще не являются звезды, не горит месяц, а уже страшно
ходить в лесу:
по деревьям царапаются и хватаются за сучья некрещеные дети, рыдают, хохочут, катятся клубом
по дорогам и в широкой крапиве; из днепровских волн выбегают вереницами погубившие свои души девы; волосы льются с зеленой головы на плечи, вода, звучно журча, бежит с длинных волос на
землю, и дева светится сквозь воду, как будто бы сквозь стеклянную рубашку; уста чудно усмехаются, щеки пылают, очи выманивают душу… она сгорела бы от любви, она зацеловала бы…
Погляди на белые ноги мои: они много
ходили; не
по коврам только,
по песку горячему,
по земле сырой,
по колючему терновнику они
ходили; а на очи мои, посмотри на очи: они не глядят от слез…
А говорят, однако же, есть где-то, в какой-то далекой
земле, такое дерево, которое шумит вершиною в самом небе, и Бог
сходит по нем на
землю ночью перед светлым праздником.
— Разе это работа, Михей Зотыч? На два вершка в глубину пашут… Тьфу! Помажут кое-как сверху — вот и вся работа. У нас в Чердынском уезде земелька-то
по четыре рублика ренды за десятину
ходит, — ну, ее и холят. Да и какая
земля — глина да песок. А здесь одна божецкая благодать… Ох, бить их некому, пшеничников!
Ваше имение находится только в двадцати верстах от города, возле
прошла железная дорога, и если вишневый сад и
землю по реке разбить на дачные участки и отдавать потом в аренду под дачи, то вы будете иметь самое малое двадцать пять тысяч в год дохода.
Оставь, оставь… Дай мне хоть двести тысяч, не возьму. Я свободный человек. И все, что так высоко и дорого цените вы все, богатые и нищие, не имеет надо мной ни малейшей власти, вот как пух, который носится
по воздуху. Я могу обходиться без вас, я могу
проходить мимо вас, я силен и горд. Человечество идет к высшей правде, к высшему счастью, какое только возможно на
земле, и я в первых рядах!
Пищик. Найдутся. (Смеется.) Не теряю никогда надежды. Вот, думаю, уж все пропало, погиб, ан глядь, — железная дорога
по моей
земле прошла, и… мне заплатили. А там, гляди, еще что-нибудь случится не сегодня-завтра… Двести тысяч выиграет Дашенька… у нее билет есть.
Ходим, бывало, мы с ней, с матушкой, зимой-осенью
по городу, а как Гаврило архангел мечом взмахнет, зиму отгонит, весна
землю обымет, — так мы подальше, куда глаза поведут.
Это был высокий, сухой и копченый человек, в тяжелом тулупе из овчины, с жесткими волосами на костлявом, заржавевшем лице. Он
ходил по улице согнувшись, странно качаясь, и молча, упорно смотрел в
землю под ноги себе. Его чугунное лицо, с маленькими грустными глазами, внушало мне боязливое почтение, — думалось, что этот человек занят серьезным делом, он чего-то ищет, и мешать ему не надобно.
Весной-то да летом хорошо
по земле ходить,
земля ласковая, трава бархатная; пресвятая богородица цветами осыпала поля, тут тебе радость, тут ли сердцу простор!
Дионизос
прошел по русской
земле.
Странник
ходит по необъятной русской
земле, никогда не оседает и ни к чему не прикрепляется.
Но, чтобы вступить окончательно на путь богочеловеческий, человечество, по-видимому, должно
пройти до конца соблазн отвлеченного гуманизма, попробовать на вершине исторического процесса, в поздний час истории устроиться самостоятельно на
земле, стать на ноги, отвергнув все источники своего бытия.
Походка их медленна, тяжела, неловка, некрасива; лебедь, гусь и утка, когда идут
по земле, ступают бережно, скользя и переваливаясь с одной стороны на другую, а утки-рыбалки почти лишены способности
ходить; зато вода — их стихия!
Яичко было очень красиво,
по бледно-палевому основанию испещрено коричневыми крапинками Красноустики летают очень резво и беспрестанно вьются над вновь вспаханною
землею, хватая толкущихся над ней мошек, разных крылатых насекомых и также насекомых, ползающих
по земле, для чего часто садятся, но
ходят мало и медленно.
Он напугал меня не на шутку:
ходя по лесу в серый туманный день, я убил уже много зайцев и развесил их
по сучьям, чтобы собрать после, вместе с другим охотником; от наступающих сумерек становилось темно; вдруг вижу я огромное подобие белого зайца, сидящего на корточках, в воздухе, как мне показалось, на аршин от
земли.
Я
прошел с полверсты и хотел было уже повернуть назад, как вдруг что-то мелькнуло в отдалении и низко над
землей, потом еще раз, еще, и вслед за тем я увидел какую-то небольшую хищную птицу, которая летела низко над
землей и, по-видимому, кого-то преследовала.
— А я опять знаю, что двигаться нельзя в таких делах. Стою и не шевелюсь. Вылез он и прямо на меня… бледный такой… глаза опущены, будто что
по земле ищет. Признаться тебе сказать, у меня
по спине мурашки побежали, когда он мимо
прошел совсем близко, чуть локтем не задел.
Захватив с собой топор, Родион Потапыч спустился один в шахту. В последний раз он полюбовался открытой жилой, а потом поднялся к штольне. Здесь он
прошел к выходу в Балчуговку и подрубил стойки, то же самое сделал в нескольких местах посредине и у самой шахты, где входила рудная вода.
Земля быстро обсыпалась, преграждая путь стекавшей
по штольне воде. Кончив эту работу, старик спокойно поднялся наверх и через полчаса вел Матюшку на Фотьянку, чтобы там передать его в руки правосудия.
— Так, родимый мой… Конешно, мы люди темные, не понимаем. А только ты все-таки скажи мне, как это будет-то?.. Теперь
по Расее везде
прошла по хрестьянам воля и везде вышла хрестьянская
земля, кто, значит, чем владал: на, получай… Ежели, напримерно, оборотить это самое на нас: выйдет нам
земля али нет?
— Ну уж, мать, был киятер. Были мы в Суконных банях. Вспарились, сели в передбанник, да и говорим: «Как его солдаты-то из ружьев расстригнули, а он под
землю». Странница одна и говорит: «Он, говорит, опять
по земле ходит». — «Как, говорим,
по земле ходит?» — «
Ходит», говорит. А тут бабочка одна в баню пошла, да как, мать моя, выскочит оттуда, да как гаркнет без ума без разума: «Мужик в бане». Глянули, неправда он. Так и стоит так, то есть так и стоит.
Вскоре зачернелись полосы вспаханной
земли, и, подъехав, я увидел, что крестьянин, уже немолодой, мерно и бодро
ходит взад и вперед
по десятине, рассевая вокруг себя хлебные семена, которые доставал он из лукошка, висящего у него через плечо.
Оказалось, что я никуда не годен: не умею
ходить по вспаханной
земле, не умею держать вожжи и править лошадью, не умею заставить ее слушаться.
— Сами они николи не ездят и не
ходят даже
по земле, чтобы никакого и следа человеческого не было видно, — а
по пням скачут, с пенька на пенек, а где их нет, так
по сучьям; уцепятся за один сучок, потом за другой, и так иной раз с версту идут.
После чего достали сейчас же огромную слегу, и на крыше моленной очутились мгновенно взлезшие
по углу ее плотники; не
прошло и четверти часа, как они слегу эту установили на крыше в наклонном положении, а с
земли конец ее подперли другою слегою; к этой наклонной слеге они привязали колокол веревками, перерубили потом его прежние перекладины, колокол сейчас же закачался, зазвенел и вслед за тем начал тихо опускаться
по наклонной слеге, продолжая
по временам прозванивать.
— И
земля не бессудная, и резону не платить нет, а только ведь и деньга защитника любит. Нет у нее радетеля — она промеж пальцев
прошла! есть радетель — она и сама собой в кармане запутается. Ну, положим, рассрочил ты крестьянам уплату на десять лет… примерно, хоть
по полторы тысячи в год…